Анастасия Свербихина:
«Если не происходит ничего плохого — значит, все хорошо!».
Анастасия Свербихина, психолог
Как ваш диагноз влияет на профессиональную реализацию? Однажды была такая ситуация. К подруге пришла знакомая и попросила порекомендовать психолога. И когда та предложила обратиться ко мне, ответила: «Нет, к ней я не пойду! Мне стыдно – она столько пережила, а я тут со своими пустяками…». А вообще, когда люди ищут решение своих проблем и знают, что я могу им помочь, то не обращают внимания на физические данные – им нужен результат. А тот факт, что у меня за спиной собственный непростой опыт, лишь усиливает их доверие. Раз я такое пережила, значит и их понять смогу!
Вы счастливый человек? В ходе жизненных испытаний у меня сложился принцип: если не происходит ничего плохого, значит, все хорошо. А значит, есть ресурс для того, чтобы стремиться к большему.
Наш Саранск – городок провинциальный, со своими стереотипами и устоями, объединяющий разные культуры и менталитеты: мордву, татар, русских. И человек как я, с внешними особенностями, неизменно вызывает тут пристальное внимание. Могут в упор рассматривать, пальцем показывать, не успеешь и 3 метров отойти, начинают обсуждать за спиной. Для сравнения, в Рязани, Пензе, Нижнем Новгороде, с которыми мы граничим, реакция совершенно другая.
В детстве, как и большинство детей, наверное, я не задумывалась о том, что со мной что-то не так. Ну, маленькая и все. О диагнозе узнала только в 10 лет, когда нужно было принимать решение об операции. Мне и моим сверстникам, одноклассникам просто объясняли, что все люди разные: кто худой, кто высокий, кто в очках. И дети в моем окружении знали – эта девочка меньше всех, и им было этого достаточно. Вообще, детворе важно играть, исследовать мир, и пока ты поддерживаешь их в этих начинаниях или вообще становишься их зачинщиком, то ты свой «в доску». Дети не вешают ярлыки, пока это не сделают взрослые. Это взрослые могут «подсказать»: а у тебя в классе карлик учится. Уже став психологом и не раз столкнувшись с мамами особенных детей, я поняла, что все отношение к «не таким» детям идет от взрослых – что и как они объясняют своим чадам.
Как ваш диагноз влияет на профессиональную реализацию? Однажды была такая ситуация. К подруге пришла знакомая и попросила порекомендовать психолога. И когда та предложила обратиться ко мне, ответила: «Нет, к ней я не пойду! Мне стыдно – она столько пережила, а я тут со своими пустяками…». А вообще, когда люди ищут решение своих проблем и знают, что я могу им помочь, то не обращают внимания на физические данные – им нужен результат. А тот факт, что у меня за спиной собственный непростой опыт, лишь усиливает их доверие. Раз я такое пережила, значит и их понять смогу!
Вы счастливый человек? В ходе жизненных испытаний у меня сложился принцип: если не происходит ничего плохого, значит, все хорошо. А значит, есть ресурс для того, чтобы стремиться к большему.
Наш Саранск – городок провинциальный, со своими стереотипами и устоями, объединяющий разные культуры и менталитеты: мордву, татар, русских. И человек как я, с внешними особенностями, неизменно вызывает тут пристальное внимание. Могут в упор рассматривать, пальцем показывать, не успеешь и 3 метров отойти, начинают обсуждать за спиной. Для сравнения, в Рязани, Пензе, Нижнем Новгороде, с которыми мы граничим, реакция совершенно другая.
В детстве, как и большинство детей, наверное, я не задумывалась о том, что со мной что-то не так. Ну, маленькая и все. О диагнозе узнала только в 10 лет, когда нужно было принимать решение об операции. Мне и моим сверстникам, одноклассникам просто объясняли, что все люди разные: кто худой, кто высокий, кто в очках. И дети в моем окружении знали – эта девочка меньше всех, и им было этого достаточно. Вообще, детворе важно играть, исследовать мир, и пока ты поддерживаешь их в этих начинаниях или вообще становишься их зачинщиком, то ты свой «в доску». Дети не вешают ярлыки, пока это не сделают взрослые. Это взрослые могут «подсказать»: а у тебя в классе карлик учится. Уже став психологом и не раз столкнувшись с мамами особенных детей, я поняла, что все отношение к «не таким» детям идет от взрослых – что и как они объясняют своим чадам.
Галерея
О психологии я начала узнавать, пока лежала в ортопедическом институте. Обратила внимание, что многие наши учителя, даже медсестры получили второе высшее – психологическое. Удивлялась, зачем? А уже начиная с 9 класса осознала, что я гуманитарий, и мне интересны профессии, связанные с людьми. Скажем так, операции всколыхнули во мне такие «помогательные» чувства. Мне нравится непосредственный контакт, искреннее общение.
Помню, когда выбирала направление в психологии, мне многие рекомендовали идти помогать людям с инвалидностью, с моим диагнозом. И помню, что я четко говорила – нет! С ними работать очень сложно, поскольку они заведомо будут воспринимать советы и рекомендации с позиции критики и минуса. У них такое отношение к жизни. Когда человек отличается от окружающих, и это еще подчеркивается социумом, то сил противостоять миру и гармонично развиваться ему чуть больше надо. И не всем хватает. Кроме того, эти люди выбирают путь борьбы и противостояния. Это выбранная стратегия, с которой трудно свернуть. Потому что, если человек привык с детства воевать и противостоять «нормальным» людям, то потом, став взрослым, он просто даже не знает, как можно иначе.
Часто родители у «маленьких» детей путают понятия жалости и любви. Жалость – основа для того, что человек начинает чувствовать себя ущербным. Как не спутать эти позиции? Нужно понимать: родитель дается ребенку, чтобы научить его самостоятельно жить без него. Поэтому нужно смотреть, где родитель эту самостоятельность блокирует (кормит с ложки, помогает одеваться уже взрослому ребенку и т.д.). Важно воспитывать своего ребенка конкурентным членом общества. Ведь у людей с ахондроплазией интеллект не просто не нарушен, он часто выше нормы, поэтому правильное развитие, вкладывание в него может дать прекрасные результаты.
В нас, жителях постсоветского пространства, есть какой-то особый геном, видимо: мы привыкли жалеть людей. Особенно тех, кто обладает какими-то физическими особенностями. И я, даже будучи уже взрослым человеком, часто с такой жалостью сталкиваюсь. Мне многие знакомые говорят – уезжай из России, тебе гораздо проще будет!
Помню, когда выбирала направление в психологии, мне многие рекомендовали идти помогать людям с инвалидностью, с моим диагнозом. И помню, что я четко говорила – нет! С ними работать очень сложно, поскольку они заведомо будут воспринимать советы и рекомендации с позиции критики и минуса. У них такое отношение к жизни. Когда человек отличается от окружающих, и это еще подчеркивается социумом, то сил противостоять миру и гармонично развиваться ему чуть больше надо. И не всем хватает. Кроме того, эти люди выбирают путь борьбы и противостояния. Это выбранная стратегия, с которой трудно свернуть. Потому что, если человек привык с детства воевать и противостоять «нормальным» людям, то потом, став взрослым, он просто даже не знает, как можно иначе.
Часто родители у «маленьких» детей путают понятия жалости и любви. Жалость – основа для того, что человек начинает чувствовать себя ущербным. Как не спутать эти позиции? Нужно понимать: родитель дается ребенку, чтобы научить его самостоятельно жить без него. Поэтому нужно смотреть, где родитель эту самостоятельность блокирует (кормит с ложки, помогает одеваться уже взрослому ребенку и т.д.). Важно воспитывать своего ребенка конкурентным членом общества. Ведь у людей с ахондроплазией интеллект не просто не нарушен, он часто выше нормы, поэтому правильное развитие, вкладывание в него может дать прекрасные результаты.
В нас, жителях постсоветского пространства, есть какой-то особый геном, видимо: мы привыкли жалеть людей. Особенно тех, кто обладает какими-то физическими особенностями. И я, даже будучи уже взрослым человеком, часто с такой жалостью сталкиваюсь. Мне многие знакомые говорят – уезжай из России, тебе гораздо проще будет!
- Хирург-офтальмолог
- Физик-ядерщик, драматический актёр
- Художник-ювелир, преподаватель
- Предприниматель
Другие темы